Одесский дворик. Двухэтажные домики, оплетенные лабиринтами ветхих деревянных лесенок и галерей с резными перилами, покрытыми облупившейся краской. Кружевные белые занавески, трепещущие от веселого майского сквозняка, стыдливо прикрывают пламенеющую герань. Открытые окна брызжут миллионами звуков – ворчание радиоприемника, гаммы на пианино, шкворчание котлет на сковороде, миллион-миллион-миллион алых роз, перебранка соседей, лай мелкой кудлатой собаки. От балконов к столбам тянутся проводами бельевые веревки со свежестиранными белыми парусами простыней, от чего двор становится похож на фрегат, который вот-вот отправится в дальнее плавание. Ленивый толстый рыжий кот лежит на перилах, подставив солнцу апельсиновый бок и щуря изумрудный глаз на воркотливых голубей, клюющих зерно у курятника. Старый клен, могучий, ветвистый, стоит посреди двора распростав ветки от крыши до крыши, тихо шепчет зелеными листьями какую-то свою сказку, древнюю и мудрую. А над ним облака – пушистые, белые, как снег, как тяжелые соцветья белой сирени, как легкий тополиный пух. И томительно-сладкий запах цветущей липы и акаций, как густой сироп разливается по крышам, проникает в квартиры сквозь открытые окна, щекочет ноздри, обволакивает сердца светлой грустью.
И все бы хорошо, но…
- Беня, слезай тебе говорю! Беня, ты убьешься насмерть, дай бог тебе здоровья!
Римма Марковна, грозно уперев руки в бока, стояла под старым кленом и смотрела наверх. Ее нарядная шляпка с цветами съехала на затылок. Из-под шляпки топорщились буйные кудри, выкрашенные в сиреневый цвет. Она периодически утирала пот со лба и поправляла ремешок парадно-выходной лакированной черной сумки.
- Беня! Деточка! Не делай бабушке инфаркт миокарда! Слазь до полу! – крикнула она и, в очередной раз утерев пот, спрятала платочек в декольте.
- Нет! – крикнул в ответ Беня, щуплый мальчик, любимый внук Риммы Марковны, сидевший на ветке старого клена и похожий на капуцина в своей белой рубашечке и черных брючках. Он крепко держался за толстую ветку и, в принципе, устроился вполне надежно, чтобы выдержать длительную осаду.
Бабушка вздохнула и присела на скамеечку, стоявшую под кленом. Достала из сумки веер с драконами и принялась яростно им обмахиваться, так, что шелковые пионы на ее шляпке испытали на себе всю ярость урагана.
- И что вы будете делать с этим ребенком? – громко спросила она, четко и необычно для уха выговаривая звук «ч», - Таки что вы будете делать с этим ребенком, который забрался на дерево, как макак, вместо того, чтобы идти в музыкальную школу и становиться великим скрипачом? А?
Из окна второго этажа высунулась всегда румяная и веселая Ганя и принялась энергично вытряхивать кухонные полотенца.
- Римма Марковна, добрый день! Здоровьичка вам! – крикнула она, прикрыв ладонью глаза, чтобы солнце не слепило.
- И тебе, Ганечка, и тебе его же! – крикнула Римма Марковна Гане и добавила, гневно глядя в сторону внука, - И детей тебе послушных, чтобы не делали вырванные годы!
- А шо случилось-то? – поинтересовалась Ганя и высунулась из окна живописной картиной Карла Брюллова.
- Вот! Полюбуйся! Беня, этот негодный мальчик, хочет устроить бабушке инсульт на всю голову! Залез на дерево и не идет в музыкальную школу!
- Да оставьте вы дитятко в покое! – отмахнулась Ганя, - Не хочет – перехочет! Тю! Один день и погулять можно.
- Таки мы не Рокфеллеры, чтобы один день погулять! Один день погуляет и все – рыбхоз, Привоз и баба в драном ситце. Я что ли многого хочу? Я хочу внуку великое будущее скрипача всего-навсего. И блестящую карьеру, чтобы бабушка порадовалась на старости лет.
- Я каратистом буду! – подал голос с клена Беня.
- Не делай мне смешно! Мигренью головного мозга ты будешь! Да где это видано, чтобы воспитанный еврейский мальчик некрасиво скакал в белой пижаме? Да тебе же всю харизму и талант пяткой выбьют через нос! Будешь потом слюнявый адивот!
Римма Марковна распалилась не на шутку и даже соскочила со скамейки. Ее внушительные телеса колыхались, как бурное море, стиснутое цветастым шелком. Веер с драконами мелькал с такой скоростью, что еще бы чуть-чуть и мадам взлетела бы к внуку на ветку, если бы не гравитация.
- Римма, деточка, вус трапылось? Шо ты орешь, будто увидела Моню, дай бог ему здоровья на том свете? Шо ты хочешь за бедного Беню?
Сара Иосифовна вышла из подъезда и, прошаркав к клену, подняла голову, выглядывая непослушного соседкиного внука.
- Ой, тетя Сара, таки этот Беня, мой чудесный внук, бросил скрипочку и влез на дерево! И сидит, крутит пуговицы!
- И шо он имеет этим сказать?
- Я каратистом буду! – снова крикнул Беня.
- Беня, на шо тебе такой нахэс? Тебе всякие амбалы будут трогать ребра и лицо грязными ногами!
- Вот-вот, тетя Сара, какое несчастье! – Римма Марковна запихала веер обратно в сумочку и села на скамейку с самым грозным и упрямым видом. Битый час она пыталась уговорить Беню слезть, но без толку.
- Беня, я имею тебе сказать, что буду сидеть тут до голодной смерти или ты слезешь до скрипочки!
- Ах! – выдохнула Ганя и скрылась в окне.
- Рымма, мая птычка, давай я залэзу на дэрево и сниму эго! – прогудел дядя Маврик и сверкнул в сторону Риммы Марковны пламенными очами из-под кустистых седых бровей.
- Ай! – Римма досадливо отмахнулась, зардевшись, - До куда ты полезешь со своими суставами, Маврик? Где мы найдем столько МЧС, чтобы снять вас обоих и что за это скажут люди?
- Вах! Зачэм ты гавариш про мои суставы, а? Вихады за меня замуж, я тебе покажу такие суставы, да!
- У девочки горе, а он ей трепет майсы за замуж и свои суставы! – возмутилась старая Сара, - Дай бог нам не оглохнуть от того скрипа!
Смущенный Маврик спешно ретировался домой, окинув на прощание Римму страстным взором.
Римма же сидела на скамейке, прислонившись спиной к стволу дерева и держалась за сердце.
- Беня! Беня, бабушка умирает. Беня, ты слезешь в свое каратэ через мой труп, таки ты этого хочешь, моя радость? Тебе сломают все музыкальные пальцы, которые у тебя в мамочку, дай бог ей здоровья, этой вертихвостке! Что ты будешь делать сломанными пальцами? Собирать выбитые зубы?
Но Беня был упрям и непоколебим. Он ерзал на неудобной ветке и бурчал животом, однако спускаться не собирался.
Вскоре о трагедии в семье Риммы Марковны знал уже весь двор. Сначала хлопотливая Ганя вынесла миску с овощами на стол под кленом для «постругать салатик». Потом ее старшая дочка притащила туда же кастрюлю с горячим борщом, крепко держа ее подальше от пуза и растопырив локти. Соседки выходили во двор одна за другой и ставили на стол кто блюдо с пирожками, кто тарелку с фруктами, кто печенье, кто компот. Кто за ради голодающей Риммы, кто – сочувствуя осажденному Бене. Расторопные мужики притащили еще пару-тройку столов, чтобы места хватило для всех. Дядя Маврик принес огромную пыльную бутыль вина. Они накрывали на стол и слушали причитания Риммы. А она, поминутно утирая крупные слезы платочком, сокрушалась «что за шлимазл научил ее Беню думать за это каратэ и сделал ей такой цурэс в порядочной семье, пока отец, прекрасный человек, ее сын, поехал в Европу до семинара за ее таблетки от изжоги».
Еще через час, когда за столами уже давно собрались все соседи, борщ был съеден до блестящего донышка, а бутыль дяди Маврика погрустнела наполовину, Римма Марковна горько вздохнула и сказала:
- Беня, золотко. Не рви мне душу. Слезай до стола. Я отведу тебя на каратэ, только покушай и сыграй бабушке в последний раз ее любимую музыку. Хочешь быть каратистом – так и быть.
Под одобрительный гомон соседей, голодный и уставший Беня слез с клена и взял скрипку.
Тонкая, пронзительно-хрупкая мелодия полилась над маленьким двориком, над головами его обитателей, трогая каждое сердце легким стрекозиным крылышком. Она летела, путаясь в ветвях старого клена, который стоял посреди двора уже целую вечность и помнил маленькую румяную Ганю, играющую под его сенью, помнил молодую красивую Римму и статного черноглазого, влюбленного в нее Маврика. Помнил гибкую смешливую Сару, играющую в мяч со своими детьми. Он помнил всех и видел всех, и берег этот дворик, как старый страж, накрывающий плащом зеленой листвы маленький уютный мир от невзгод и горя.
Мелодия закончилась нежной высокой нотой, а соседи все сидели и молчали, думаю о чем-то своем, очень личном, очень важном.
Беня хотел было положить скрипку в футляр, но тут громкий девчачий визг раздался из подворотни. Не успел никто и глазом моргнуть, как Беня пулей бросился туда. Через минуту раздался крик «Кийяяяя!» и треск. А через пять минут во двор вошел Беня с соседской девочкой Маришей.
- Ой, Римма Марковна, ваш Беня такой молодец, такой молодец! От хулигана меня спас! На меня тип какой-то напал прямо в подворотне, кошелек хотел отнять, а тут Беня и р-раз! Как врежет ему! Тот деру сразу! Только его и видели!
Римма Марковна печально посмотрела на гриф скрипки, который Беня по-прежнему держал в руке. И на обрывки струн. Улыбнулась. Всплеснула руками. Утерла слезу. Заливисто засмеялась.
- Божечки мои, да вы поглядите! Он же вылитый каратист!
Community Info