В начале 90-х забросила нас с подругой Таней судьба в пионерский лагерь. Поработать.
Ну как забросила? Образовался у меня в ту пору роман с кучерявым мальчиком Андрюшей с физмата, и вот Андрюша этот за неимением других средств романтического обольщения девушек зазвал меня летом в пионерский лагерь. Сам-то Андрюша там должен был отбывать педагогическую практику, но мне-то он рисовал совсем другие картины: лес, речка, дым костра, объятья, поцелуи, ежики опять же под елками. В общем, много ли надо, чтобы уговорить влюбленную девушку.
Подруга Таня, хоть Андрюшеньку и не одобряла, да что там – на дух не выносила – решила меня одну не бросать и поехала со мной.
Пока мы с Таней оформляли свое временное трудоустройство, бегали по деканатам и разным гинекологическим врачам, роман наш с Андрюшей резко закончился. В 19 лет романы – как спички, вспыхивают, обжигают и гаснут. У Андрюши появилась новая девушка, такая блондинистая кобылица с грудью пятого размера, на полголовы выше самого Андрюши, но кто ж знал, что Андрюшенька предпочитает крупных баб.
Короче, уже в лагерь мы ехали порознь: я с Таней, а Андрюша со своей грудастой кобылой.
Сам лагерь находился где-то между Ярославлем и Костромой, с двух сторон поле, с третьей речка, с четвертой лес, через который надо было пиликать напролом, чтобы выйти к дороге и маршрутке. Все это, конечно, не останавливало беглецов, которые бежали к мамам-папам от нелегкой лагерной судьбы каждую смену, но это и неудивительно – все мы в наших краях немного сусанины
По прибытии в лагерь вдруг выяснилось, что вожатых и воспитателей в этот раз просто завались, а вот посудомоек и поломоек не хватает. Старшая пионервожатая, девушка лет сорока, тут же предложила нам с Таней переквалифицироваться в посудомойки, мы ж не с физмата, нам педпрактику проходить не надо.
- Ну уж нет, - возмутилась Таня. – Мы сюда приехали по зову души и сердца и по великой любви к детям…
(В этом месте Таня выразительно посмотрела на Андрюшу.)
- … и, если кому не нравится, тот пусть сам клозеты моет.
В общем, выдали нам с Таней по отряду, мне постарше, ей помладше, и по пионервожатому. Тане достался кудрявый Илюша, а мне – кудрявый Мишаня (там, на физмате, процент кучерявости, видно, в тот год зашкаливал).
Танин Илюша был в целом ничего, глуповатый, но покладистый. Таня определила ему фронт работ, сферу ответственности и велела не выделываться, и в общем-то Илюша и не выделывался.
А вот мой Мишаня был совсем из другого теста. Ну для начала надо сказать, что существовало две вещи на свете, которые Мишаня не любил больше всего: мыться и расчесываться. Так Мишаня не мылся, и не расчесывался. Потом в порядке убывания ненависти шли дети, рано вставать, учиться, бриться, женщины, жара, холод, солнце, дождь, короче, список бесконечный.
Но даже такое чмо было в сто раз милее, чем Андрюша со своей кобылой, и я тихо возрадовалась.
В целом, несмотря на Мишаню, которого отрядные мальчишки прозвали Нафаней, Андрюшу, бытовые неурядицы в виде протекшего туалета и отсутствия душа, то лето было чудесным.
80-е, с их извечной лагерной муштрой – речевками, смотрстроямиипеснями и культурно-массовыми мероприятиями – канули в прошлое, и им на смену пришли разнузданные 90-е, вольно-свободные, с мероприятиями хоть и массовыми, но не всегда культурными.
Мы, вожатые и дети, пока лагерное начальство тихо пьянствовало – кто в комнате невидимого начальника лагеря, кто в подсобке сантехника Коли – были предоставлены сами себе. Много гуляли, болтали, рассказывали разные истории, забирались на разрушенную колокольню, валялись на лугу, ходили в лес за малиной и черникой.
Там в лесу, собственно, они, мальчишки, его и нашли. Ежика. Под елкой, само собой разумеется, где же еще (я же обещала, что все будет, и елка, и ежик).
- Смотри, Оля, это – Костя, - говорит своим фирменным хрипловатым голосом красавчик Димка (брюнет, еще года три и всё, девчонки, падайте к ногам).
- Да больно Оле нужен ваш Костя!
А это Влад, элита, английская школа. Как ты сюда попал, в этот заштатный лагерь, чистенький и домашний мальчик?
- А почему Костя? – недоумеваю я.
- Да потому что колючий, - смеется лопоухий детдомовец Юрка.
Так Костя поселился в отряде. Мальчишки ухаживали за ним, как могли. Ян и Вася, два толстяка, два вечных добровольных дежурных по столовой, таскали ежику еду и молоко с лагерной кухни, Димка соорудил подстилку, Влад фыркал, но помогал. Но фаворитом ежика стал конопатый и веселый Юрка, ежик ел с его рук, смешно тыкался в Юркины раскрытые ладони, спал и жил под Юркиной кроватью.
Вечерами я пересказывала мальчишкам Стивена Кинга и другие страшилки, и Костя всегда издавал сиплые и потусторонние звуки в нужных местах, отчего мальчишки цепенели, а потом дружно хохотали. Над собой, над дурацким ежиком, неловко скрывая свой стыдливый страх, еще такой детский, такой беззащитный.
А потом у меня случился выходной. Всем вожатым-воспитателям был положен трехдневный выходной – съездить домой, помыться, вздохнуть-выдохнуть. Таня с мальчишками проводили меня через лес к дороге и маршрутке, и я уехала.
А через три дня вернулась в буквальном смысле слова опустевший дом.
- Нет у нас теперь нашего Кости, - понуро сообщил Юрка.
- Это все Емеля! – злобно выпалил Влад.
- Представляешь, он за Лехой с палкой бегал, скажи, Леха.
- Да какой Емеля, что случилось, ничего не понимаю!
- Ну Миша этот наш, вожатый, - пояснил долговязый Леха.
- Он же был Нафаня.
- Был Нафаня, стал Емеля, потому что придурок и идиот, - Димка шмыгнул носом, а вслед за ним шмыгнули носами синхронно Ян и Вася.
Оказалось, в мое отсутствие Костя сбежал. И очень ловко у него получилось сбежать из спальни мальчиков в спальню вожатых. И даже – чудо, чудо – забраться на подушку мишаниной кровати. Но не будем подозревать, что ежику помогли.
И вот там, на мишаниной подушке, в спутанных, никогда не знавших расчески, мишаниных волосах, ежик Костя решил свить себе гнездо. Может быть, ежик Костя был вовсе и не Костей, а, скажем, Кристиной, и ему, то есть ей пришла пора вить гнездо и высиживать маленьких ежат, может, просто мишанин нечесаный калган пах ежиковым домом – мышами и прелыми листьям, кто знает, но ежику понравилось.
А вот Мишане нет.
Визг Мишани, наверно, в то злополучное утро слышали и в Ярославле, и в Костроме. И с разрушенной колокольни поднялись в небо, громко хлопая крыльями, сонные вороны.
- Короче, мы Костю назад в лес отнесли, - хмуро сказал Димка. – Под ту елку, где нашли.
- Знаешь, Оля, - Юрка поднял на меня бледное веснушчатое лицо. – Он все бежал и оглядывался. Не хотел от нас уходить.
- И еще… эта… - замялся Влад. – Мы тут с пацанами думали, что ты с Емелей… того…
- В общем, что ты его девушка, - помог другу Димка.
- Я?! – поперхнулась я.
- Ну… мы уж потом поняли, что это не так… короче, - Влад повернулся к мальчишкам. – Зря только с Костей так…
И они замолчали.
А я стояла и думала, надо было им про Андрюшеньку рассказать, и про кобылу его, с которой он тискается целыми днями на лестнице, подпрыгивая, чтобы поцеловать.
Возможно, в кучерявых Андрюшенькиных волосах ежику бы тоже понравилось.
Community Info