И цвет казарменной стены.
Кто не терял хоть раз свободы,
Тот не поймет ее цены. (с)
Из армии бегали всегда. И при царе Горохе, и при отце народов, и при Брежневе, и при Ельцине. Дезертира обычно представляют несчастным молоденьким солдатиком, не выдержавшим издевательств старослужащих. Любой пойманный именно таким убогим и прикидывается. Но не все «сочинцы» (СОЧ — самовольно оставивший часть) бегут от дедовщины.
Таманский каторжник
В один из полков славной Таманской дивизии назначили нового командира. Принимая дела и должность, он поразился, как много солдат числится в бегах, и приказал завести на них уголовные дела. Дела открыли, а наверху решили, что за недолгое время командования новый кэп все напрочь завалил — одних уголовных дел сколько! И борца с дезертирством убрали. Новый кэп учел печальный опыт предшественника. Если кто подавался в «Сочи», за таким, не ставя в известность военную прокуратуру, отправляли офицера, чтобы тот изловил и привез обратно своего подчиненного.
В то время служил в минометной батарее Ваня Бородин. Служил нормально уже полтора года, был сержантом. Получил свой законный отпуск. Уехал, а к сроку в часть не вернулся. Посылают за ним взводного. Тот нашел Ваню, мол, «довольно, Ванюша, гулял ты немало, пора за работу, родной». Поехали вдвоем в полк. За две остановки попросил сержант Бородин разрешения в тамбур выйти покурить. И электричка не заметила потери бойца.
Наш командир батальона от такого коварства рассвирепел и отрядил на поимку сразу двух лейтенантов. Те сговорились, укатили каждый к себе на родину. Через неделю явились комбату пред ясные очи — мы, дескать, неделю не спали, не ели, в засаде сидели, дезертира поджидали да так его и не увидали. Комбат еще пуще взъярился. На родину героя поехала группа захвата в составе двух дюжих сержантов под началом замполита батальона. Привезти сюда Ваньку живым или мертвым, а иначе — мой меч, ваши головы с плеч. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Докатили на электричках с пересадками, посидели в засаде, а бегуна нашего и вправду нет. Делать нечего, пора в обратный путь собираться. Пришли в грустях на станцию. Вдруг видят — идет-шатается по привокзальной площади хмельной Ваня с веселой подругой. Бросились его вязать, руки крутить. Ваня сдался без боя, зато верная подруга изодрала когтями широкое лицо замполиту.
Привезли в минометку блудного сына., а он, хлебнув несмешаного вина свободы, собрался снова лыжи навострить. Но в этот раз побег не удался. Все за ним следили, как мать за непробованой девкой. Едва за забор ступил, как был схвачен и отхреначен. Что делать? В минометке как раз ремонт был, все оружие на склад сдали. Придумали посадить его в оружейную комнату. Каждый, кто заходил в минометку, видел , как за решеткой, будто зверь лесной, сидит военный. Из фанерки бирки вырезает и другим подобным рукоделием пробавляется, свой хлеб отрабатывает. Поначалу еду ему за решетку в котелке носили, а потом зампотылу запретил. Дескать, если здоровый — пусть ходит в столовую, а если больной, лежит в медпункте. Минометчики на выдумку горазды, приковали Ваньку цепью к траку. Идет в столовую с песней батарея, а позади, как каторжник в Тулоне, где к ядру приковывали, ковыляет с траком в руках сержант Бородин. Так до дембеля и ходил — ему немного оставалось. А потом вывели из клетки, швырнули в лицо военник и отпустили на все 4 стороны. Навстречу свободе.
Случай в отеле Калачика
Конец ноября. Холодная ветреная ночь. На крыше холостяцкого офицерского общежития гремит полуоторванный лист жести. Беспокоен сон под этой крышей. Вторгаются в сон гулкие шаги по коридору. Таким шагом не возвращаются домой и не ходят по нужде. Таким шагом приходит за офицером посыльный, чтобы поднять среди ночи. Стук в дверь. «Всех офицеров срочно вызывают к штабу полка».
Начальник штаба подполковник Лукашов строит офицеров и говорит… Кстати, манера общения у него своеобразная. Один знаменитый адвокат все речи в суде начинал со слов: «Господа, мой подзащитный, конечно же, виноват, но ведь могло быть и хуже». Лукашов начинал свои монологи так: «Страшные вещи творятся в этом подразделении. Ничего святого». Например: «Страшные вещи творятся во второй роте. Ничего святого. Захожу в сушилку. Стоит кровать. На кровати баба. Дневальный, кто это?! Это мать солдата. Неужели нельзя было женщину, которая к сыну приехала, разместить хотя бы в Ленкомнате, чтоб она ваши портянки не нюхала?»
Начальника штаба уважали за ум, справедливость и чувство юмора.
В этот раз страшные вещи случились на гарнизонной губе, или, как ее называли по фамилии начгуба, «отеле Калачика». Вместе с разными залетчиками — заснувшими в карауле, самоходчиками, спалившимися на пьянке и тому подобным контингентом содержался на губе некто Сека. Он дожидался там суда, поскольку его - редчайший случай - реально собирались судить за неуставняк. В один прекрасный вечер Сека попросил у конвойного автомат, чтобы сфотографироваться с оружием на память. Вооружившись, загнал конвойного в камеру и запер. Затем стал освобождать всех сидельцев, типа, «я пришел дать вам волю!» Менять свои оставшиеся несколько суток на реальный срок за побег с оружием никто не согласился, кроме давнего дружка, ждавшего вместе суда. Вдвоем они разоружили караул, взяли у начкара пистолет, прихватили два автомата, и навсегда покинули «отель Калачика». Выйдя за ворота, заметили местного бандита, копавшегося в своем джипе. Сели в джип и уехали. Что называется, вор у вора дубинку украл. Однако копался хозяин в машине не зря, и скоро джип остановился. Тогда беглецы, увешанные оружием, стали голосовать. Какая-то дамочка, не иначе насмотревшаяся в свое время глупых фильмов про военных, остановилась. Как же, у солдатиков учения, как интересно и романтично! Ее выкинули из машины, правда, не тронули. Захваченная машина взяла курс на Москву. На ближних подступах к столице их перехватили менты и после недолгой перестрелки вынудили сдаться.
Слушавшие эту историю восстания на «Потемкине» в недоумении — если все уже закончилось, зачем нас подняли среди ночи ?! Оказывается, при задержании у Секи не нашли пистолет. Есть вероятность, что он потерял или выкинул его еще в поселке, до того, как сел в машину. И вот толпа офицеров среди ночи идет в поселок. Навстречу подобной толпе из другого полка, вооруженной миноискателями и граблями. В тщетных поисках пистолета прочесывается местность, но ничего, кроме всякого, по словам поэта Маяковского, окаменевшего г... не находят. Сека с другом, как потом выяснилось, по дороге решили заправить машину, а в уплату за бензин оставили на заправке пистолет. Когда же их спросили, зачем они бежали, Сека ответил: «Сидеть надоело». Бессмысленен русский бунт, спасибо, хоть в тот раз обошлось без жертв.
А в отель старшего прапорщика Калачика нагрянули толпы проверяющих и свора начальства. Увиденное их сильно потрясло, особенно бак для питьевой воды, доверху наполненный испражнениями. А губа стала «отелем Чебана» в честь нового начгуба.
Community Info