КОРОБКА КОНФЕТ.

  У неё были золотистые кудрявые волосы ,короткие для девочки - чуть ниже ушей, стройная
шея и так волновавшая меня потом родинка на щеке. А годам к пятнадцати уже замечалась
талия и бёдра. Звали её замечательным именем Катя, то есть Катенька. Я бы никогда в жизни
не решился подойти к этой девушке первым, но однажды она мне как-то по особенному
улыбнулась и я воспринял это как пропуск к более серьёзному знакомству. Не знаю почему
она меня вдруг заметила. Может потому, что я был самым высоким парнем в классе. Хотя
вряд ли.
     Не могу сказать, что Катя сразу же откликнулась на мои ухаживания. Сперва она отвечала
на все приглашения отказом. Но в конечном итоге я взял её измором. Ведь нравилась она
очень многим, но смел ухаживать за ней только я. То есть вокруг никого кроме меня больше
не было. К тому же мы были одного "сословия" - дети из хороших семей. Короче, на моё
шестнадцатилетие она уже сидела за праздничным столом и разговаривала с мамой.
  Так мы начали встречаться ("ходить", как это называли у нас в школе). В основном просто
гуляли. Она любила шагать по центру Москвы. Хотя в те советские годы там ещё было
совсем не так весело, как сейчас. Помню, как-то купили мороженое и я, желая чем-то
поразить, спросил: "А хочешь я сейчас кину его в окно?" И она совершенно неожиданно
для меня согласилась. Там была кухня какого-то кафе, находящаяся чуть ниже уровня земли.
Раздался визг, а мы ,впервые в жизни взявшись за руки, весело побежали.
  Иногда вместе ходили на спектакли в ЛенКом. Не знаю, почему она выбрала именно этот
театр, но помню, что начали мы там с "Тиля". А в последний раз попали уже лет в
восемнадцать на "Синие кони на красной траве" с Янковским в роли Ленина. Порой
посещали выставки, чаще всего проходящие в Пушкинском музее, точнее, музее его имени.
Я в то время совсем не любил живопись, но очень любил Катю.
  Ещё эта девушка обожала слушать всякие иностранные ансамбли. Мелькали незнакомые
названия типа "Дип Пёрпл", "Арабески", "Пинк Флойд", "Юрай Хип". У неё в комнате
стоял огромный коричневый агрегат "Комета"с большими бобинами и иногда чувствовался
специфический запах нагретой магнитофонной ленты. Я этого всего совершенно не
понимал и не разделял даже несмотря на острое желание всё время быть вместе.
   Надо сказать, она всегда была со мной добра и дружелюбна, но долгое время держала на
расстоянии, близко не подпускала (всё ж-таки времена были пуритански-советскими, у
подавляющего большинства ребят моего возраста девушки вообще не было). Хотя "лезть"
к ней я и сам не собирался: она для меня являлась каким-то совершенством ,которым надо
было просто любоваться не трогая, дабы не испортить. Как красивая хрупкая бабочка.
Хотя в то же самое время, скучая на уроках, я мысленно разрывал одежду с нашей училки
литературы (сочной двадцатисемилетней брюнетки "Валентиши"), в тот самый момент ,
когда она с визгливыми интонациями рассказывала нам о Сонечке Мармеладовой, "вечной
Сонечке пока мир стоит".
  Наверное, мы были действительно гармоничной парой. Как-то одна из Катюшиных подруг
заметила: "Ой ,ребята, вы так хорошо вместе смотритесь! Вы оба такие красивые, кукольные.
Прямо как Дюймовочка со своим Принцем эльфов!". Маме её я тоже очень нравился, потому
как во мне сразу чувствовалось правильное воспитание, а таких было мало.
   Однако наши отношения развивались медленно. Всё это было, как тогда говорили:
"Мальчик с девочкой дружит, мальчик девочке нужен". Это потом, в десятом, она как-то уже
со мной смирилась и в определённый момент ей даже зачем-то захотелось чего-то большего.
Скорее всего, просто из любопытства и желания познать взрослую жизнь. Она вдруг
однажды прильнула ко мне, я решился поцеловать её сперва в щёку, потом в губы и
неожиданно почувствовал ответное движение губ. Моя рука осмелела и легко протиснулась
между её худыми коленками. Потом была какая-то жалкая возня, и ничего не случилось:
лишь потыкался. Она меня не чем не поддержала и не подбодрила. Думаю, просто
растерялась,но пыталась это скрыть за равнодушием. Я тогда не знал,что в первый раз так
происходит почти с каждым. Но больше никогда уже не решался пойти ни на какую близость,
боясь позора.
  Однако после этого она стала позволять мне оголять какую-то часть её тела и рассматривать:
раньше я не имел такой возможности. Была она удивительно чистенькой, гладенькой, её
хотелось всё время нюхать и целовать. В итоге Катя так и осталась для меня недоступной
радостью, как та коробка прелестного дорогого шоколада, которую мама в моём далёком
детстве спрятала в шкафу и заперла на ключ.
  Все два последних класса школы я не мог ни на чём сосредоточиться, кроме как на моей
любви. Я просто не находил себе места, если по какой-то причине Кати не было в школе. В
итоге, никакие репетиторы не помогли, я хотя и не завалил экзамены в институт, но не
прошёл по конкурсу, а уже следующей весной отправился в армию. Она же, как мне
помнится, с помощью своего папы-профессора поступила на факультет журналистики. Там
её сразу же закрутила бурная студенческая жизнь с вечеринками, походами,
самодеятельными театрами, дискотеками. Но, как ни странно, мы продолжали встречаться
до самого моего призыва.
  Армия случилась для меня самым большим крахом в жизни (я потом старался об этом
времени никогда не вспоминать): меня обрили, одели в светло-зелёную форму и слили с
массой таких же безликих неудачников (Хотя мне ещё повезло: я попал в войска ПВО под
Ярославлем. А вот одноклассник Серёга провёл два года на Севере). Первые шесть месяцев
(до следующего призыва) я вообще практически не ощущал жизни: катастрофически не
хватало сна и спал порой даже маршируя в строю.
   Хотя я и служил совсем недалеко от Москвы, Катя ко мне не приезжала и как-то даже не
думала об этом. Может оно и к лучшему: не хотелось, чтобы она меня вдруг увидела в таком
раздавленном и потерянном состоянии. Однако первые несколько месяцев мы активно
переписывались. Переписку прекратил я. Просто однажды два "деда" нашли и прочитали
вслух (прерывая это чтение гоготом и грязными комментариями) Катино письмо. Будучи не
в силах этому противостоять, я почувствовал, что предал наши отношения и перестал
отвечать. Со временем я и вовсе слился с обстановкой и мысли не только о Кате, но даже о
родителях перестали меня волновать.
   Солдатом я был плохим, совсем плохим: ничего не мог схватить сходу ,а потому считался
самым тупым призывником взвода. Я даже строчки из устава никак не мог запомнить, хотя
в школе отличался прекрасной памятью.
   Зато "дедом" оказался отличным: никогда по своей инициативе молодых не обижал, разве
что за компанию, чтобы не показаться слабаком. Однако никакого уважения от них из-за
этого не чувствовал, скорее наоборот: они считали меня размазнёй и делали при мне всё, что
хотели.
  Отслужив и вернувшись к концу Мая, я, конечно же, никуда поступать не стал: в армии
мозги мои окончательно размякли, всё пройденное в школе я забыл и не смог бы сдать
вступительные даже на тройки (достаточные для поступления после службы). К тому же,
очутившись наконец на свободе, я этим откровенно наслаждался и абсолютно ничего не
хотел делать. Я встретил одноклассника Серёгу, такого же бедолагу, недавно
освободившегося от службы, и мы три месяца подряд беспробудно пили, мешая пиво с
водкой (благо оставались кое-какие деньги от армии). Мы были молоды, наконец свободны
и просто упивались жизнью.
  Осенью я пошёл на завод токарем второго разряда (в школе на уроках в Учебно-
Производственном Комбинате нас кое-чему научили). Вот там-то у меня и случился первый
секс с восемнадцатилетней рыжей смазчицей, приехавшей из какого-то небольшого города
поступать в институт и завалившей экзамены. Правда сначала у меня и с ней ничего не
получалось, но она помогла: думаю я у неё был даже не десятый. Позже попытался наивно
за ней поухаживать, но вовремя догадался, что ей это абсолютно не нужно.
  На завод я пошёл, чтобы получать хорошие деньги, но очень быстро понял, что наткнулся
на очередной тупик: зарплаты там были стабильные, но ограниченные. Особого роста не
намечалось. Правда, народ вокруг хороший, почти интеллигентный. Мужики учили правильно
обращаться с инструментом, подсказывали, как лучше заработать. Седовласый мастер
оказался прост в общении, но строг - как вожатый в пионерлагере. После жестокости армии
всё это особенно ценишь.
  Постепенно я стал приходить в себя, понимать, что надо как-то уже решать свою судьбу.
Стал вдруг упорно заниматься не только вечерами, но даже в перерывах на работе. Так, в итоге,
поступил аж на Истфак МГУ. Дальше след мой затерялся за учёбой в Университете,
кандидатской, карьерой секретаря парткома, женитьбой, ребёнком и всем по расписанию.
Была, однако, одна яркая вспышка: у меня наконец впервые в жизни появилась своя
собственная квартира: мы с женой купили кооператив. Просыпаясь утром, смотрел я на
тоненькие дощечки паркета, новые обои, вдыхал запах недавно построенного жилья и казалось,
что жизнь моя наконец удалась.
   Есть только один интернетный сайт, способный обмануть время - это "одноклассники". Я
выжидал долго как охотник в лесу и вот однажды увидел там Катю. На фото на меня смотрела
та же Катенька, но очень поблёкшая, как будто тяжёлая, мрачная тень лет легла ей на лицо.
Мы списались, она сразу очень обрадовалась, захотела встретиться. Я был в больших сомнениях:
страшно вдруг снова увидеть человека из прошлого, с которым некогда был настолько душевно
близок. О чём говорить? Как себя вести?
  Встретились у Маяковки. Я узнал её сразу (она была очень похожа на свои фотографии) и
как-то легко почти автоматически приобнял, поцеловав в щёку. Она повела меня в хороший
ресторан поблизости. Оживлённо начала рассказывать как после института вышла замуж
за какого-то дипломата среднего ранга, родила от него двоих детей - мальчика и девочку.
Прожили они с ним лет 20, а потом он ушёл к молодой. Мне стало неудобно говорить, что я
недавно женился на своей помощнице - юной девушке, ждавшей от меня ребёнка. Правда, в
отличие от Катиного мужа, я сперва оказался брошенным первой супругой. Причём всё
случилось неожиданно. Мне даже стало немного горько, хотя я к жене уже был почти
равнодушен. Странным это было ещё и потому, что Лена уже не была той яркой активной
женщиной, какой я её встретил много лет назад. Однако вот кто-то подхватил. Нет, не стоило
говорить об этом.
  Катя долго и с каким-то наслаждением смотрела на меня нынешнего, а потом воскликнула :
"Гришка, ты прямо совсем не изменился!". Это звучало абсурдно: ведь в детстве я не был
плешивым и не носил очков. Она теперь работала в каком-то издательстве и активно
опекала взрослых уже, но бестолковых детей. Младшая дочь училась сейчас на третьем курсе,
но Катя поведала, как недавно готовилась вместе с ней к сессии. Мне всё это было совершенно
чуждо. Я никогда не занимался сыном и даже испытывал к нему безразличие. Он появился в
своё время на свет потому, что так полагается в семьях. А теперь моя нынешняя жена ждёт
нового ребёнка потому, что так вот получилось. Но мне все эти хлопоты вокруг детей всегда
непонятны.
   Периодически она вспоминала: "Гришка, а помнишь какой ты мне шикарный букет на
18-летие подарил? А помнишь как ты сказал: Катюша, мы поженимся и я подарю тебе машину?".
Я натянуто улыбался, делая усилие, чтобы не поморщиться, глядя на эту немолодую уже,
поблёкшую женщину с низким прокуренным голосом. И чувствовал себя опять тем самым
шестилетним мальчиком, расплакавшимся, узнав от мамы, что старший брат со своей
прыщавой подругой сожрал всю коробку припрятанных шоколадных конфет. А в душе моей
была пустота, как в той коробке, оставленной лишь для виду в шкафу.